Моему увольнению предшествовала поездка в Министерство информации, где суд по - журналистской этике состоящий из сплошных гуру журналистики, типа бывшего редактора газеты «Енакиевский рабочий», должен был вынести мне свой вердикт.
Зайдя в здание, я попала в длинный вестибюль с черной глянцевой плиткой, усыпанной люрексом, отсвечивающей золотом на полу.
Я насторожилась: «золото-метал мертвых».
Вдоль черной плитки виднелась белая блузка секьюрити с синюшно- белой кожей и остекленевшими глазами. Она что- то нервно разворачивала. Электричество давало посадку, из-за этого были большие перепады напряжения и освещение то тускнело, то гасло. Собравшись с мужеством, я направилась к стойке.
Подойдя вплотную свет в помещении погас вообще. 
Что бы в темноте не потерять равновесие на скользком полу, я принялась ощупывать стойку секьюрити. Нащупала что-то большое и стеклянное.
Вдруг, внезапно снова появился свет. Оказалось, что моя рука держится за водолазную маску с трубкой для дайвинга, надетую на недавно увиденную мной секьюрити.
Отпустив руку я увидела сквозь стекло аксессуара ныряльщика ошарашенные глаза с длинными наклеенными ресницами, которые вот-вот выпрыгнут из под маски.
У меня мелькнула мысль: «Когда она ее успела надеть?- Ой извините, - сказала я. -Это вы меня извините, я в отпуск собираюсь. С какой целью пожаловали? Свет снова мелькнул и я увидела девушку в уже нормальной личине. - Меня пригласили на комиссию по журналистской этике. Секьюрити провела меня к кабинету с огромной полированной дубовой дверью, указав на которую, девушка вежливо удалилась. Взявшись за ручку и слегка приоткрыв дверь в нос мне ударил запах дорогого кофе с Hennessy и послышалась приглушенная музыка Рихарда Вагнера «Валькирии».
Я закрыла дверь и постучалась в такт своему сердцебиению.
Открыв ее вновь и сделав шаг глаза мои ослепил яркий свет прожектора направленного прямо мне в лицо.
Я закрыла глаза, для того, что бы они могли отойти от резкого, разъедающего глаза света и кротко спросила:
- Простите можно?
Вдруг раздался пронзительный, писклявый женский крик:
- Хамка! Подождите за дверью! Вас пригласят!
Я вновь закрыла дверь и стала переминаться с ноги на ногу в ожидании.
Время тянулось… Цифры на мобилке менялись медленно. Казалось, что временной континуум переходит в параллельную вселенную. Ноги затекали. Сумка, которую я держала в руках, оттягивала мои плечи в низ и вызывала зудящую боль в шейном отделе позвоночника.
Наконец из-за двери раздался противный скрипучий голос, пригласивший меня в кабинет.
«Вот он какой – судный день» - подумала я и почувствовала себя телом убитого воина, исклеванного вороньем.. Глубоко вдохнув для смелости, открыла тяжелую дверь и вошла.
Видимо мои глаза уже успели привыкнуть к яркому свету прожектора и в этот раз я смогла рассмотреть всю комнату.
Первое на что я наткнулась это огромный лакированный стол антикварной работы, с резными ножками. Во главе стола на огромном троне, оббитом черной страусиной кожей, восседала костлявая преклонного вида дама, с впалыми глазами, от которых шел желто- голубой отблеск.
Ее руки с ярко красными наклеенными ногтями со стразами теребили ручку Parker с золотым пером. Перед ней лежал стандартный лист бумаги с недавно написанной фразой. Я подумала, что дама решала вопрос, где поставить запятую во фразе - «Казнить нельзя помиловать».
И тут я вспомнила, что еще не выдыхала.
На выдохе я произнесла фразу слава ДНР и мысленно расчертила вокруг себя круг.
Из этических соображений валькирия Скёгуль («Свирепствующая») не представилась (поэтому мне пришлось ее так окрестить), а сразу перешла к делу. Она пригласила остальных членов комиссии, которые степенно вошли и расселись на кожаных диванах, расставленных по углам комнаты.
(Справка: валькирия (др.-исл. valkyrja — «выбирающая убитых»)
Продолжение следует...